Глава V. Год 1921

Красный террор, продразверстки и голод
Без малого семь лет войны, начиная с 1914 года, вконец разорили полуостров. Гражданский конфликт был ужасен, однако немало хворосту в огонь войны подбросили германские оккупанты и сменившие их англо-франко-греческие "союзники" (вдобавок основательно пограбившие Крым). Череда правительств, намечавших какие-то в большей или меньшей степени адекватные меры, но оказавшихся почти или вовсе не в состоянии воплотить их в реальность. В конечном счете, под давлением военных надобностей, деятельность правительств свелась к выкачиванию из Крыма всего необходимого для армии, к реквизициям и конфискациям.
Все это усугубляло развал народного хозяйства.
Большая часть промышленных предприятий была или закрыта, или разграблена. Стояли Керченский металлургический завод, аэропланный завод Анатра в Симферополе, едва вытягивал треть своей мощности Севастопольский морской завод. Таял рабочий класс - его численность упала в семь раз. Посевные площади сократились на одну треть, урожайность зерновых - в два раза: очень тревожный признак.
Печальнее всего были, конечно, людские потери. Но сколько жизней крымчан унесла гражданская война - узнать, по всей видимости, невозможно. Какие могут быть демографические подсчеты, когда Крым заполнило огромное число беженцев. Бежали от большевиков, от неизвестности, от голода и холода, бежали сами не зная куда. И далеко не всем удалось отплыть в Константинополь. Не в силах покинуть родину, надеясь на милость победителей, остались тысячи врангелевских солдат и офицеров.
Пришел Южный фронт, и на полуострове сосредоточилось множество военных всех разновидностей и из всех мест России, вплоть до Сибири. И у всех было свое начальство, которое порой мало считалось с вышестоящим, были свои представления о революции и ее целях, наконец, свои счеты. И всем, прежде всего, нужно было одно - продовольствие.
14 ноября формируется новый Крымский революционный комитет - симбиоз южнофронтовского и местного подпольного - высший и чрезвычайный орган власти. Приказ ? 1 Крымревкома от 16 ноября гласил: "1. Впредь до избрания рабочими и крестьянами Крыма Советов вся власть на территории Крыма принадлежит Крымскому революционному комитету, образованному в следующем составе: председатель тов. Бела Кун, зам. председателя тов. Гавен, члены: тт. Меметов, Идрисов, Лидэ, Давыдов. 2. Всем рабочим и служащим правительственных, общественных и частных учреждений и предприятий предписывается оставаться на своих местах и подчиняться всем распоряжениям революционной власти. Уклонение от выполнения сего распоряжения будет рассматриваться как саботаж и будет преследоваться по законам военно-революционного времени. Подлинный подписали: Предревкома Бела Кун. Управделами Яковлев"[1].
Итак, Крыму предписывалось по-прежнему жить в "военно-революционное время".
27 ноября Крымревком образовал отделы ("министерства"): управления, совнархоз, социального обеспечения, здравоохранения, юридический, труда, земельный, народного образования, продовольствия, финансов и загадочный - о нем в документах ни единого слова - "особый отдел Крыма". Юридический отдел, в отличие, скажем, от отдела народного образования, которому посвящено шесть абзацев, - удостоился всего трех строк, но в них заключалось высшее право - право распоряжения человеческими жизнями: "Заведующий тов. С. Скловский. Организованы следующие подотделы: судебный, юрисконсультский, финансово-хозяйственный, нотариальный, тюремно-карательный"[2].
Вскоре сеть ревкомов покрыла полуостров. Это были: уездные, районные (для заштатных городов), волостные и сельские.
В теснейшем контакте с Крымревкомом работал Крымский областной комитет РКП(б), секретарствовать в котором была прислана из Москвы профессиональная революционерка Р.С. Самойлова (Землячка). В Областком вошли: Ю.П. Гавен, Д.И. Ульянов, О. Дерен-Айерлы (Ибрагим) [3] и Л.П. Немченко. Общая численность коммунистов, включая армейцев, моряков, находящихся на излечении, достигала в начале 20-х годов на полуострове 30 тысяч человек [4].
Чем же ознаменовали "военно-революционные" власти начало своей деятельности?
Вся работа проходила под лозунгом: "...Заколотим наглухо гроб уже издыхающей, корчащейся в судорогах буржуазии"[5] (из воззвания Джанкойской организации РКП(б).
Была организована Чрезвычайная комиссия по переселению рабочих в дома буржуазии. 13 декабря уже следующего, 1921 года, Областком признал полезной практику создания в Крыму комитетов бедноты. Активными сторонниками комбедов выступили татарские работники И.К. Фирдевс и С.М. Меметов, что и понятно, ибо среди крымскотатарских крестьян преобладали безземельные и малоземельные. Так, председатель Татарского бюро Фирдевс полагал, что задача комбедов - "выделить действительно пролетарские и трудовые элементы и в реальной борьбе с кулачеством создать социальную базу и психологическую предпосылку для коммунистического движения". Политический смысл своего предложения он видел в "классовой дифференциации чрез комбеды и коммунизации масс чрез милитаризацию"[6]. (Напомним: это писалось в период новой экономической политики). Противником "комбедизации" крымского села выступил Ю.П. Гавен. Несколько позднее он подчеркивал: "Наша общая политическая линия в отношении крестьянства на данном этапе развития революции несовместима с политикой применения административного принуждения в целях расслоения крестьянства"[7].
Исключительное место в деятельности новых органов крымской власти заняла борьба против иных политических сил.
Не раз говорилось, что профсоюзы Крыма создавались и руководились меньшевиками. Кооперативное движение в значительной степени находилось в руках социалистов-революционеров. Точных данных о численности этих партий в 1920-1921 годах у нас нет. Мелькнула в документах цифра - 43 тысячи меньшевиков [8]: явное преувеличение. Но количество членов различных партий в Крыму было, без всякого сомнения, немалым (вспомним и о приезжих).
Не один раз рассматривался вопрос об очищении крымской парторганизации от бывших членов различных партий. Областком включал его в повестку дня 27 ноября и 16 декабря 1920-го, 2 января 1921 года. На 1 января 1921 года крымская парторганизация насчитывала 535 членов и 472 кандидата в члены партии. Численность ее, не в последней мере за счет выходцев из иных партий, быстро росла. В результате чистки 1921 года из 4608 коммунистов исключено было 1533 человека[9].
Что касается меньшевиков и эсеров, то их решено было попросту выслать из Крыма. Среди прочих депортированы были В.А. Базаров и эсеровский лидер Гусев-Оренбургский. Под таким политическим прессом перерегистрация профсоюзов в 1921 году передала, естественно, бразды правления в них большевикам. Меньшевистский Крымпроф был распущен. На VI съезде профсоюзов в марте 1921 года в числе делегатов было: 279 коммунистов, 1 анархист, 10 меньшевиков, 1 эсер и 110 беспартийных[10]. Меньшевики еще пробовали выставлять свои резолюции. В последний раз.
Всекрымский съезд меньшевиков, проходивший в августе 1924 года, принял решение о самороспуске организации и коллективном вступлении в РКП(б). В апреле того же года самораспустилась и эсеровская организация.
Разной была судьба других партий, но в конечном счете все они исчезли из политической жизни Крыма, а с ними исчезла и сама политическая жизнь. В 1921 году было арестовано 49 членов Союза русского народа, из них 23 сразу же расстреляно, другие - заключены, видимо, на время, в тюрьму[11]. Правда, черносотенцы были открытыми и непримиримыми врагами. Однако ликвидировали, например, и группы вполне лояльных сионистов. Были изолированы и высланы из Крыма члены армянской партии Дашнакцютун.
В январе 1921 года попытались легализоваться вчерашние союзники большевиков - левые эсеры. Областком, куда был направлен этот запрос (усмешка истории: одна партия просит легализации у другой), наложил вето. В декабре 1920 года Симферопольская инициативная группа анархо-синдикалистов, среди которых были активные участники революции и гражданской войны (чего стоит фигура знаменитого А.В. Мокроусова, столь много сделавшего для победы большевиков), обратилась в Крымревком со своей Платформой с просьбой о разрешении деятельности группы. В Платформе говорилось: "Оставаясь верными идеалу безначального коммунизма, отрицающего всякую власть человека над человеком, и считая, что массы по своему интеллектуальному развитию пока не могут охватить анархизма, как единственную свободную форму общежития, и в силу исключительных условий развития нашей революции, мы признаем неизбежным Советский строй как переходную ступень от капитализма к анархическому коммунизму..." [12]. Анархо-синдикалистам было отказано.
25 ноября 1920 года в Крымревком с докладной запиской обращаются семь членов ЦК Милли-фирка во главе с председателем С. Дж. Хаттатовым. В записке содержится любопытная концепция о противостоянии европейскому империализму двух сил - Советской России и "порабощенного мусульманского мира". Отсюда следует вывод: Советская Россия "является первым верным и естественным союзником угнетенного мусульманства..." Правда, оговаривается далее, между этими двумя силами имеется расхождение - "не в принципах, а лишь во времени, месте и способах осуществления" "коммунально-коммунистического" идеала. Здесь просматривается прямой намек на то, что "быт, особенности, психология и традиции мусульман" несовместимы с идеей диктатуры пролетариата.
Далее в записке обрисованы заслуги Милли-фирка: "...В результате 3-летней деятельности партии сегодня уже можем утверждать, что татарский народ приближается к окончательному освобождению от предрассудков, рабского подчинения влиянию фанатичных мулл, властолюбивых мурзаков-помещиков. (...) Милли-фирка освободила женщину-татарку от тысячелетнего семейного, общественного и религиозного рабства..." Созданы начальные училища в каждом уезде, женская учительская школа в Симферополе, татарское среднее художественное училище и учительская семинария в Бахчисарае, реформирована Бахчисарайская высшая духовная семинария. "Если будет признано, - заключает записка, - что Милли-фирка вела в Крыму общественную борьбу и сыграла революционную роль, то Милли-фирка добивается: 1) легализации Милли-фирка, 2) передачи татарских религиозных, просветительских дел и вакуфов в ведение "Милли-фирка", 3) разрешения издания газеты "Миллет", литературных и научных журналов и книг". И все это - в тесном сотрудничестве с Советской властью[13].
Крымревком, видимо, передал записку в Областком, где она и была рассмотрена 30 ноября 1920 года. Резолюция: "1) о Милли-фирке. 1. Резолюцию (принять. - Авт.), отвергавшую соглашение с группой в целом как вредным и ненужным пережитком. 2. Начать кампанию против "Милли-фирке" (так в тексте. - Авт.) устной и письменной агитацией. 3. Издать брошюру, направленную против "Милли-фирке". Поручить написать ее тов. Фирдевсу"[14]. Это означало запрещение партии.
Единственной партией, которой удалось на время добиться легализации в Крыму (4 февраля 1921 года), была Коммунистическая Поалей-Цион (Еврейская коммунистическая партия, выделившаяся из Поалей-Цион в 1920 году). Однако в 1922 году произошел очередной раскол: ряд руководителей ЕКП отказался от "палестинизма", то есть пункта программы об активном содействии эмиграции евреев в Палестину, и в декабре 1922 года ЕКП приняла решение о разрыве со Всемирным еврейским коммунистическим союзом Поалей-Цион и "безоговорочном вступлении в РКП(б)" со всем имуществом и архивными материалами.
Еще первый Областком поставил своей целью достижение "полного контроля" над советами, профсоюзами, хозорганами и кооперативами. Устранение политических конкурентов максимально облегчило эту задачу. Представитель центра И.В. Вардин подчеркивал на VIII облпартконференции (апрель 1923 года): "Всякий мало-мальски грамотный марксист знает, что диктатура партии это есть диктатура класса. ...Уничтожение коммунистической монополии есть, таким образом, ликвидация диктатуры пролетариата"[15]. В Крыму монополия эта, прибрав к рукам все "приводные ремни", вполне утвердилась в том же 1923 году. Одним из немногих островков, где пока сохранялось инакомыслие, были культура и просвещение.
В том же русле - и другие мероприятия большевистской власти. Например, закрытие, сразу же после победы над Врангелем, Таврического университета с целью очистки его от "неблагонадежных" преподавателей и студентов. Или - переименование г. Ялты в г. Красноармейск. Мотивировалось это тем, что, во-первых, Ялта оказалась конечным пунктом наступления Красной Армии в 1920 году на юг, и, во-вторых, "с названием Ялта связывалось представление о городе-курорте, являвшемся прежде центром разврата и разгула кутящей буржуазии"[16]. Однако при осуждении правомерности этого переименования в августе 1921 года в Областкоме 10-ю голосами "за" против 2-х и 3-мя за двойное название решено было вернуть городу его историческое имя.
Коммунисты, придя к власти, не терпели ни соперников, ни союзников. Это была изначально всеотбрасывающая и всепоглощающая оставшееся, послушное, тоталитарная машина, признающая монополию и только монополию. Эта монополия и установилась в Крыму в начале 20-х годов.
Самым страшным преступлением коммунистической власти стало возобновление - в новых условиях, новых формах, новом, апокалипсическом масштабе, - надолго сделавшем само слово "Крым" устрашающим, - террора, от которого полуостров и так уже потерпел немало. Возобновление войны - с безоружными. (Не будем же мы принимать всерьез остатки "зеленых", теперь уже отчасти "бело-зеленых", в крымских горах, с которыми к 1923 году было покончено).
Заводной ключ механизма террора находился в Москве. Отсюда были присланы его заправилы - Бела Кун и Землячка, а также один из руководителей государства Ю.Л. Пятаков, направленный для общего руководства акцией.
Стоит привести полностью приказ ? 4 Крымревкома, с которого все и началось:

"1
Всем иностранно-подданным, находящимся на территории Крыма, приказывается в 3-дневный срок явиться для регистрации. Лица, не зарегистрировавшиеся в указанный срок, будут рассматриваться как шпионы и преданы суду Ревтрибунала по всем строгостям военного времени.

2
Все лица, прибывшие на территорию Крыма после ухода Советской власти в июне 1919 г., обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как контрреволюционеры и предаваться суду Ревтрибунала по всем законам военного времени.

3
Все офицеры, чиновники военного времени, солдаты, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям законов военного времени.

Пред. Крымревкома Бела Кун.
Управделами Яковлев"[17].

Отныне все перечисленные могли считать себя смертниками.
Сразу же зашевелились местные ревкомы, военные трибуналы (которым хватало и собственной инициативы), чрезвычайка.
Думается, ЦК РКП(б) не случайно остановился на фигуре Бела Куна[18]. Венгерский революционер, переживший поражение революции в своей стране, он считал, что вправе ненавидеть буржуазию и ее "ставленников" лютой ненавистью. Кстати, на что историки как-то не обращали внимания, в Будапеште с 5 июня по 24 ноября 1920 года (!) проходил процесс под названием "Уголовное дело Бела Куна и его товарищей", или "Процесс народных комиссаров". Пятьдесят человек были приговорены к смерти, примерно сто - к пожизненному заключению. (Позднее все они, в числе пятисот, найдут приют в СССР, будучи обменянными на пленных венгерских офицеров) [19].
Не случайной была и фигура Землячки. Верный солдат партии, - она готова была выполнить любой ее приказ.
Как свидетельствуют архивы, знал - и не только - о размахе террора командующий фронтом М.В. Фрунзе. На наградном списке начальника Особого отдела Южного фронта Е.Г. Евдокимова (1891-1940), одного из главных палачей, имеется его резолюция: "Считаю деятельность т. Евдокимова заслуживающей поощрения. Ввиду особого характера этой деятельности (выделено нами. - Авт.) проведение награждения в обычном порядке не совсем удобно"[20].
Сложнее с местными работниками. Позиция "либерала" Ю.П. Гавена хорошо известна. Не думаем также, что активными проводниками политики террора стали крымскотатарские совработники С. М. Меметов и С. И. Идрисов.
Были забыты все обещания амнистии. Никого не интересовало и то, что оставшиеся в Крыму врангелевские офицеры были в большинстве не профессионалами - кадровые уплыли, - а мобилизованными, вчерашними служащими, студентами, "людьми свободных профессий". Работали они в тылу, как, допустим, сын писателя И.С. Шмелева - С.И. Шмелев, и пороху, как говорится не нюхали, тем паче, ни в каких расправах не участвовали.
Начались массовые экзекуции. Истребляли в тюрьмах, чаще - вывозили сотнями за черту города (в Симферополе это район нынешнего водохранилища) и там расстреливали, топили в море, больных и раненых убивали прямо в госпиталях, прилюдно вешали. Не следует думать, что жертвами стали только врангелевские военные и чиновники. Достаточно было "не рабоче-крестьянского" происхождения. Упомянутый Евдокимов удостоился ордена Боевого Красного Знамени и был награжден им, в соответствии с рекомендацией Фрунзе, без публичного об этом объявления за то, что "во время разгрома армии ген. Врангеля в Крыму... с экспедицией очистил Крымский полуостров от оставшихся там для подполья белых офицеров и контрразведчиков, изъяв (! - Авт.) до 30 губернаторов, 50 генералов, более 300 полковников, столько же контрразведчиков и в общем до 12 000 белого элемента, чем предупредил возможность появления в Крыму белых банд"[21].
Среди поименно перечисленных жертв террора в статье В.П. Купченко[22]: губернатор, предприниматель, инженер, помещица и ее дочь, преподаватель, гимназист, поэт... М.А. Волошин, по его рассказу, видел в списке приговоренных к расстрелу и свое имя, но получил возможность вычеркивать каждого десятого. По его мнению, из каждых трех крымских интеллигентов погибло двое[23].
Подход, как видим, был абсолютно тем же, что и в 1918 году, - классовый. Людей уничтожали не за борьбу с оружием в руках, что еще как-то можно понять (да и то очень трудно - после обещаний амнистии), а просто за происхождение.
Менее чем о самом терроре, известно о проявлениях недовольства и противодействия, которые вызвала эта чудовищная акция. Самойлова подписывает документ: "Путем регистрации, облав и т. п. (под "и т. п." скрываются прежде всего доносы. - Авт.) было произведено изъятие служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество врангелевцев и буржуазии было расстреляно (напр. в Севастополе из задержанных при обыске 6000 человек отпущено 700, расстреляно 2000 человек), остальные находятся в концентрационных лагерях (семьи расстрелянных высылались из Крыма. - Авт.). Действия Особых Отделов вызвали массу ходатайств со стороны местных коммунистов - благодаря связи их с мелкой буржуазией - за тех или иных арестованных. Областкомом было указано на недопустимость массовых ходатайств и предложено партийным бюро ни в коем случае не давать своей санкции подобным ходатайствам, а наоборот, оказать действительную помощь Особым Отделам в их работе по окончательному искоренению контрреволюции"[24] (начало декабря 1920 г.).
О недовольстве и растерянности населения свидетельствует, в частности, протокол ? 1 заседания бюро Севастопольской парторганизации (декабрь): "Об отношении организации РКП к создавшемуся положению в городе в связи с арестами и обысками. Повести агитацию среди рабочих масс о необходимости искоренения контрреволюционеров"[25].
Итак, участие в бойне в той или иной форме стало (отличие от 1918 года) прямой партийной директивой.
Кун и Самойлова настаивали на том, чтобы убрать из Крыма "мягкотелых" - довольно популярного Гавена, "в виду недостаточной твердости и устойчивости"[26], С.Я. Бабаханяна, И.К. Фирдевса, П.И. Новицкого, друга Гавена Л.П. Немченко и других (реляции в ЦК РКП(б). Областком постановил ходатайствовать об отозвании из Крыма Д.И. Ульянова, которому инкриминировалось непартийное поведение, попросту - злоупотребление спиртным (нервы не выдержали происходившего?). Ходатайство было удовлетворено.
В руководстве Крыма назревает конфликт, закончившийся отозванием "варягов" - Куна и Самойловой. Как сделавших свое дело?
Позднее Ш.Н. Ибрагимов, председатель полномочной комиссии ЦК и ВЦИК, прибывшей для изучения ситуации в Крыму, скажет на пленуме Областкома (16 июня 1921 года): "...В Крыму не все идет нормальным путем. ...Во-первых, излишества красного террора, проводившегося слишком жестоко... необычайное обилие в Крыму чрезвычайных органов, которые действуют порознь, и от этого терпело население"[27]. А.В. Ибраимов, председатель КрымЦИКа с 1923 года, в 1921-м возглавлявший чрезвычайную тройку по борьбе с бандитизмом, выступая на пленуме ОК 22 августа 1921 года, был еще более откровенен: "...Вся тактика местной власти в Крыму опиралась на ЧК и Красную Армию, чем окончательно терроризировалось рабочее и татарское население"[28].
В связи с недобросовестными политизированными публикациями, расплодившимися в последнее время (о расстрелах чуть ли не десятков тысяч крымских татар и т. д.), подчеркнем, что сельского населения репрессии практически не коснулись.
Комментарий: В.И. Ибраимов будет расстрелян по сфабрикованному обвинению в 1928 году; Гавен, Бабаханян, Фирдевс, Новицкий, Немченко станут жертвами сталинского террора в 30-х. Снисходительность к "мелкой буржуазии" и связь с ней им тоже будут ставиться в вину.
Газетные сообщения об ужасах крымского террора 1920-1921 годов (пароксизм расправ приходится на зиму, потом волна начинает понемногу спадать, до конца 1921 года) собрал и систематизировал С.П. Мельгунов в 1923-1924 годах[29]. Он же приводит различные сведения о количестве уничтоженных. И. С. Шмелев говорил о 120 тысячах; "он утверждает, что официально большевистские сведения в свое время определяли число расстрелянных в 56 тыс. человек..." [30]. Цифра крымского историка В.П. Петрова - 20 тысяч (как минимально доказуемая) [31] - сильно преуменьшена.
Купченко приводит (без ссылки) выдержку из письма Волошина К.В. Кандаурову 15 июля 1922 года: "Несколько цифр - вполне точных: за первую зиму было расстреляно 96 тысяч - на 800 тысяч всего населения..." [32] Волошин имел доступ к информации - так что примем во внимание и эту цифру.
Окончательный итог подведет только изучение документов Крымской ЧК, Особого отдела Южного фронта и пр.
Нам представляется, однако, что скрупулезные подсчеты жертв (бесфамильно) только притупляют реальное восприятие трагедии. Тем более, что разгул насилия на обломках СССР продолжается, и конца ему не видно. Неужели строки М.А. Волошина действительно имеют силу пророчества?

Всем нам стоять на последней черте,
Всем нам валяться на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным - с пулей в затылке
И со штыком в животе.
(Из цикла "Стихи о терроре")

Чрезвычайное положение сохранялось в Крыму до конца ноября 1921 года. Впереди была очередная трагедия.
Признаки приближающейся катастрофы наметились летом 1920 года, которое выдалось исключительно жарким. Но газетные сообщения о засухе в отдельных районах Крыма тонули в потоке информации, казавшейся гораздо более важной - война, политика, инфляция... Да и урожай 1919 года породил что-то вроде эйфории: хлеб есть и хлеба хватит. Но с августа, однако, население кое-где уже начинает голодать.
Пришли большевики - все повторилось. Газета "Красный Крым" успокаивала себя и своих читателей: "Разумеется, будем надеяться, что крымскому пролетариату... не надо будет привыкать к голодовке. Новые мероприятия Советской власти в области продовольствия безусловно облегчат положение и необходимо лишь некоторое спокойствие... Мы должны полагать, что худшее время проходит, что мы вступили в самый последний период недоедания и за ним наступит период безусловного улучшения быта рабочих"[33].
Надежды не оправдались. С сентября-октября 1921 года уже не голод - настоящий голодомор - стал неудержимо накатываться на полуостров. "День ото дня страшнее - и теперь горсть пшеницы дороже человека"[34], - писал проживший в окрестностях Алушты Шмелев о том времени, когда голод только начинался.
В чем причины страшного бедствия?
Первостепенная: последствия гражданской войны. Будто сама природа взбунтовалась против людей-варваров, разрушивших, свернувших сельское хозяйство, обесценивших плоды рук своих - виноград, табак, кожу, наводнивших истощенный Крым десятками тысяч голодных армейских и чекистских ртов.
И грянули климатические катаклизмы: невиданная за последние 50 лет засуха 1921 года, нашествие саранчи, проливные дожди 1922 года.
Положение усугубила безграмотная, игнорирующая местные условия, нацеленная на "преодоление" кризиса путем грозных распоряжений, расстрелов и конфискаций, вплоть до сапог у рыбаков, термометра у доктора, как пишет Шмелев, политика Крымревкома. Центр, грубо говоря, драл с Крыма немилосердно. Беспартийная татарская конференция по докладу предЦИКа и председателя КрымЦКПомгола Ю.П. Гавена постановила: "Расследовать виновников подач статистических сведений о том, что в Крыму 9 миллионов пудов хлеба, в то время как на самом деле было 2 миллиона"[35]. Продразверстка, отмененная Х съездом РКП(б) в марте 1921 года, держалась в Крыму до июня. Политика изъятия хлеба по фантастическим цифрам задания разоряла крестьянство и вызывала резкий его протест, вплоть до попыток восстания на Южном берегу. Это была настоящая война государства против народа.
Военно-коммунистические нравы, запрет на свободное передвижение и товарообмен продолжали довлеть в Крыму, по меньшей мере, до осени 1921 года, а рецидивы наблюдались и позднее. Так, положение усугубила конфискация имений на побережье и попытка создания на их основе совхозов (около или более 1000, большей частью эфемерных и занявших до миллиона десятин земли). Это фактически лишало земли бывших батраков-арендаторов: в Крыму примерно 40% крестьян оставалось в это время безземельными. Крымревкомом было решено изъять у крестьян-виноградарей 40 тысяч ведер вина, что привело к повальной вырубке виноградников.
Наркомпрод РСФСР определил в голодном 1922 году продналог для Крыма в 1,2 миллиона пудов, причем запретил засеивать поля до его внесения. Наркомпрод Крыма запротестовал: "...В тяжелом положении Крыма и опасности применения к нему нажима во что бы то ни стало убедились и Член Президиума Помгола ВЦИК тов. Белкин и бывший здесь тов. Калинин, - сообщалось в ЦК РКП(б). - Намеченные... 800 000 п. к 15/IX были изъяты, причем никакой нужды употреблять какую бы то ни было "активность" не было. ...Считаем, что упреки, которые посылает ЦК, к нам не относятся..." [36]
Наступление голодомора первой почувствовала цыганская беднота, перебивавшаяся случайными заработками. Затем настала очередь татарских крестьян, имевших минимальные земельные участки и, проживая основной массой в Горном Крыму, почти не ведших зернового хозяйства. В ноябре 1921 года были зафиксированы первые смертные случаи от голода. В целом за ноябрь-декабрь погибло около 1,5 тысячи человек[37]. Реакция местных властей первоначально была слабой: сказывались и беспечность их, и шапкозакидательские настроения, и изолированный образ жизни горных селений. "...Татарин молча, без ропота, без протеста, без борьбы умирал в своих деревнях, зачастую даже не выходя из хаты"[38].
Голод быстро охватывает города и степную часть Крыма с его многонациональным населением, отличающимся большой активностью. Игнорировать растущее бедствие было уже невозможно.
Осенью в Крыму проходила кампания помощи голодающим Поволжья. Действовали соответствующие комитеты. Собирались налоги, и даже вывозилось продовольствие. Из Москвы в Крым шли телеграммы о необходимости принять голодающих из Поволжья, в том числе татарских детей[39].
Центр, опираясь на завышенные данные крымских властей, отказывался признать республику голодающим районом. Обращения крымчан в ЦКПомголВЦИК и другие столичные инстанции (с ноября 1921 года) оставались безрезультатными: буквально крики о помощи тонули в бюрократической трясине множества учреждений. Уполномоченный КрымЦКПомгола в Москве К.Е. Сорин докладывал: "...Я сразу же натолкнулся на целый ряд препятствий со стороны Госплана, ЦСУ, Наркомпрода, Наркомзема, которые, каждый в отдельности, имели весьма разноречивые сведения о положении в Крыму"[40].
4 января 1922 года Севастопольский, Ялтинский и Джанкойский округа официально были признаны неурожайными. И только 16 февраля, когда от голода уже умирали тысячи и тысячи, заседание президиума ВЦИК пунктом 16 (!) постановило: "Отнести всю территорию Крымской ССР в число областей, признанных голодающими, со всеми вытекающими отсюда последствиями"[41]. (Интересно, что к этому времени имелось негласное решение Политбюро ЦК РКП(б) о прекращении приема всех заявлений о признании отдельных территорий голодающими[42]).
Президиум КрымЦИКа, учитывая экстремальность ситуации, по собственной инициативе создает еще 1 декабря 1921 года КрымЦКПомгол (с 19 октября 1922 года по 1/16 августа 1923 года - Последгол). Первым председателем Помгола стал секретарь Областкома РКП(б) А.И. Израилович. С середины февраля комиссию возглавлял Ю.П. Гавен (заместители - Б. С. Шведов, М. А. Червонный). Ее состав постоянно расширялся, в том числе и за счет крымских татар (включая таких известных деятелей, как будущий академик Б. Чобан-Заде, С.М. Меметов, У. Ибраимов, нарком земледелия Крымской АССР). Помголу подчинялись окружные и районные помголы. В деревнях функционировали комитеты взаимопомощи, вынесшие на себе всю тяжесть первых месяцев голода.
С января по апрель 1922 года резко расширяется география бедствия, стремительно растет число смертей. За январь умерло 8 тысяч человек. В феврале голодало 302 тысячи, скончались 14 413 (4,7%), в марте соответственно - 379 тысяч (19 902- 2, 8%), в апреле - 377 тысяч (12 753-3,4%)[43]. Количество голодающих составило 53% населения Крыма.
Статистику тех лет, при всей добросовестности служащих, нельзя считать совершенной. Поэтому в документах есть известный разброс цифр. В мае голодало от 360 до свыше 500 тысяч. 12 мая за подписью Ю.П. Гавена и председателя татарской беспартийной конференции О. Дерен-Айерлы Азербайджанскому СНК отправляется телеграмма: "В Крыму голодает более 400 000 ч., т. е. более 60% всего крымского населения. От голода погибло уже около 75 000 ч., в том числе больше 50 000 татар. Более одной пятой всего татарского населения погибло от голода"[44]. К августу численность умерших достигла 86 тысяч[45]. Наиболее пострадали весь Ялтинский округ, районы - Евпаторийский, Судакский, Карасубазарский, Коккозский, Бахчисарайский, Балаклавский, где голодало практически все население.
Пик голода - март 1922 года. Самый страшный месяц для Крыма, когда основная масса голодающих была предоставлена сама себе. "Стадия эта отличается полным расстройством всех моральных начал и установленных законов человеческого общежития: идут повсеместно грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из спутников голода, дошел до высшей точки своего развития"[46]. Голод разбудил эпидемию тифа. На крымской земле разыгрывались чудовищные сцены.
Дадим слово документам.
"Ужасы голода начинают принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением: в Бахчисарае семья цыган зарезала 4-х детей и из мяса сварила суп. Цыгане арестованы и суп с мясом доставлен в милицию. В Севастополе на рынке валяются трупы, причем милиция отказывается (их убирать. - Авт.)... В Карасубазаре регистрируется 25-30 смертных случаев (ежедневно. - Авт.). Деятельность компомгола проявляется слабо. Но если в городах заметны кой-какие признаки помощи, то в деревнях голодающие оставлены абсолютно на произвол судьбы"[47] (выписка из суточной сводки ЧК от 3 марта 1922 года). "Каждый день сводки с мест сообщают о людоедстве. В Карасубазаре опять обнаружено людоедство. Мать зарезала своего 6-летнего ребенка, сварила его и начала есть вместе с 12-(лет)ней дочкой. Женщина была арестована и на допросе в милиции лишилась рассудка. По отправлению ее в больницу она скончалась. Местный помгол из-за отсутствия продресурсов не в состоянии дать голодающим возможности существовать хотя (бы) в полуголодном состоянии, вследствие чего является людоедство и употребление в пищу падали. Весь день на рынке происходит ловля случайно забредших сюда собак... Голодные массы в большом проценте питаются воловьей и овечьей кожей, также забирая из кожевенных заводов отбросы, побывавшие в обработке и извести. Больницы переполнены голодающими, которые умирают от истощения..." [48] (выписка из суточной сводки ЦК от 13 марта 1922 года).
Вот устное свидетельство Земине Сулеймановой, проживавшей тогда в с. Такыл-Джаванак (ныне с. Аркадьевка Симферопольского района): "Толпы нищих ходили по деревням, выпрашивая объедки. Люди, у которых сохранилось какое-то имущество, готовы были обменять его на еду на любых условиях".
И насколько же отвратительно на фоне такого народного бедствия выглядят аресты доведенных голодом до умопомрачения людей...
К.Е. Сорин писал в "Правде" (18 февраля 1922 года): "Фунт хлеба в Алупке стоит до 160 000 руб. Все ужасы Поволжья имеются налицо в Крыму: целиком съеден весь скот и лошади, сельское население покидает свои жилища и наводняет города, процент смертности прогрессивно растет. По шоссейным дорогам Севастополь - Симферополь - Евпатория, в городах, на улицах и близ вокзалов, валяются трупы... и брошенные матерями дети".
Голод нанес сильнейший удар по крымскотатарскому населению. Это вызвало тревогу в союзном наркомате по делам национальностей. Его представитель прямо заявил о необходимости предотвратить "гибель целой нации"[49].
Как было уже не раз, в числе особо потерпевших оказалась рядовая интеллигенция. Сельские учителя могли существовать только за счет крестьянского самообложения, на государственном снабжении они не состояли. Поэтому голод, обрушившийся на крестьянство, рикошетом ударил по педагогам. В аналогичной ситуации оказалась и городская интеллигенция. Помгол отказывал в ее просьбах, ссылаясь на СНК, а тот помочь был не в состоянии. Документ свидетельствует (7 июня): археологи, музейные работники умирают от голода - в Севастополе и Керчи скончались 15 человек, 4 близки к смерти, та же картина в Бахчисарае и Евпатории[50]. Зафиксированы случаи кражи детских пайков медперсоналом, получившим меньше своих пациентов.
Весной 1922 года Крым оказался перед лицом полного распада общественных связей. Подобного не было и в самые грозные месяцы гражданской войны, которая и породила голод.
Отдадим должное КрымЦКПомголу. Вначале его работа была хаотичной и малопродуктивной: не хватало ни средств, ни опыта, ни связей. Ощутимые результаты его деятельности заметны с апреля 1922 года.
Выделим основные направления.
Во-первых, координация в борьбе с голодом работы различных государственных ведомств, в том числе военных и морских, Крымсоюза и общественных организаций.
Во-вторых, ввод ряда налогов: чрезвычайного ежемесячного на все хозрасчетные торговые и промышленные предприятия, увеселительные заведения, 1%-й сбор со всех торговых операций Крымсоюза, 3%-й - с продажи импортных товаров, налог на стоимость трамвайных билетов и проезд в автомобилях, почтовые отправления, на имущие слои населения и др.
В-третьих, сбор добровольных пожертвований от граждан и учреждений, отчисления от заработка. С декабря 1921-го по апрель 1922 года общая сумма составила 3 460 113 149 рублей[51] (из них 2 миллиарда рублей - из центра). От граждан поступило всего 1900 вещей, включая графин, сковороду, две курительные трубки, чернильницу, восемь подушек и т. п. [52]. Пожертвования поступали в основном от профсоюзов.
19 апреля КрымОК получил секретное указание ЦК РКП(б) (от 22 марта, подписано секретарем ЦК В.М. Молотовым) об изъятии церковных ценностей, преследовавшее цели не столько помощи голодающим, сколько - уничтожения серьезного конкурента. В шифрованной телеграмме - постановлении ЦК РКП(б), в частности, говорилось: "...Внести раскол в духовенство, проявляя в этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту государственной власти только тех священников, которые открыто выступают в пользу изъятия"[53]. Вторая сессия КрымЦИКа от 4 марта 1922 года постановила: немедленно изъять все "ненужные для богослужения ценности" "из церквей, синагог, монастырей и проч. с немедленной их реализацией на питпродукты"[54]. Выясняется, что по собственной инициативе только церковная община Симферополя (храм во имя иконы Божией Матери Скорбящая) сдала в пользу голодающих 19 фунтов серебра, 35 золотников золота и около 4 миллионов рублей[55]. На средства от изъятия церковных ценностей в мае 1922 года была создана детская трудовая колония (до 200 человек).
На Южном берегу из оставленных владельцами вилл и дворцов были вывезены ценности, произведения искусства. (Всего - на сумму 8 990 870 золотых довоенных рублей или - на 17 405 турецких лир). Через Крым ЦК Помгол они реализовывались на внутренних и внешних рынках[56].
В-четвертых, собственная предпринимательская деятельность Помгола и его филиалов (на которую было немало нареканий) и организация общественных работ, восстановления сельского хозяйства. Помгол осуществлял бартерные сделки, меняя на продовольствие вино, табак, соль, драгоценности, кожи, рыбу, кизиловые палки и т. д. Обнаружены сведения об экспедициях по обмену в Москву, Брянск, на Украину, Закавказье и в Турцию. Что касается общественных работ, то с февраля 1922 года по май 1923 года на них было выделено 971 206 пудов хлебопродуктов[57].
В-пятых, эвакуация "пришлого населения". В январе 1922 года Крым ставит в известность Москву, что здесь скопилось пришлых: до 50 тысяч русских и украинцев, 10 тысяч подданных Турции, 25 тысяч греков, 3 тысячи армян, а также грузины, азербайджанцы, прибалты, поляки, бывшие австро-венгерские военнопленные. С января до 1 мая Крым покинуло 6353 человека (без стихийной эвакуации). Предполагалось также вывезти до 5 тысяч турок и до 10 тысяч греков, отправить в Турцию 5-10 тысяч крымских детей. Сведений о реализации этих планов нами не обнаружено[58].
В-шестых, и это главное, - развертывание сети столовых, так называемых питпунктов, детских приютов и очагов, продажа хлеба по низким ценам. В июле 1922 года Помгол кормил 51% голодающих[59]. За весь 1922 год было выдано 1 481 127 пайков (107 228 детских, 408 859 взрослых). За январь - февраль 1923 года - 138 900 детских, 22 000 взрослых[60].
Правящая партия позаботилась о "подкормке" своих членов. 21 декабря 1922 года секретарь ЦК РКП(б) В.В. Куйбышев подписал строго секретный документ: "Предложить Крымобкому использовать переводимые кредиты для взаимопомощи в первую очередь для удовлетворения нужд коммунистов голодающих районов... Предложить ЦК Последгола выяснить вопрос о возможности оказания помощи коммунистам голодающих районов Крыма и (в) случае необходимости перевести для этой цели Последголу Крыма соответствующие средства"[61]. До этого КрымПомгол выделял 1% от имеющегося в фонд помощи коммунистам[62]. В феврале 1923 года Президиум КрымЦКПомгола, по решению центра, выделил для голодающих коммунистов 300 тысяч рублей дензнаками и 10 тысяч пудов хлеб[63].
Наконец - организация поставок из других районов страны и из-за рубежа. Крым официально был "прикреплен" к Грузии, Азербайджану и Московской губернии. Основную часть помощи взял на себя центр. С января по сентябрь 1922 года в Крым поступило 318 691 пуд хлеба[64].
Вагоны с продовольствием шли из различных областей РСФСР и Украины. Свою лепту в борьбу с голодом внесли Американская администрация помощи (АРА) [65], Международный комитет рабочей помощи голодающим в Советской России (Межрабпомгол), международное общество "Верельф", еврейский "Джойнт", миссии Фритьофа Нансена, Папы римского, голландская и итальянская, турецкая - Красного Полумесяца, американские квакеры, немецкие меннониты, зарубежные татарские, мусульманские благотворительные общества и др. Выделим АРА, оказавшую наиболее существенную помощь. На 1 сентября 1922 года она кормила 117 276 тысяч взрослых, 42 293 ребенка, 3100 больных [66].
Национальные общины крымских татар, евреев, караимов с разрешения КрымЦКПомгола совершали закупки и получали продовольствие от благотворительных организаций в Константинополе. Бундесрей (Крымский союз южнорусских колонистов и граждан германской расы) пользовался помощью из Германии.
Столь мощное содействие мирового сообщества помогло сбить накал трагедии.
Голод в Крыму, однако, длился дольше, чем в других районах страны. С осени 1922 года он вновь начал набирать силу. Как и в прошлом году, в ноябре стали умирать люди. В этом месяце голодало 90 тысяч человек, в декабре - до 150 тысяч, 40% взрослого населения[67]. Пришлось опять разворачивать систему поддержки. Теперь это было сделать легче: Крым оставался единственным голодающим районом страны.
К лету 1923 года кошмар голода наконец-то ушел в прошлое. Еще раз подчеркнем, что этому в немалой степени способствовала активная деятельность Помгола (Последгола) Крыма.
Общая цифра погибших колеблется в пределах 100 тысяч человек[68]. Это примерно 15% населения Крыма на 1921 год. Председатель КрымЦИКа В. Ибраимов подвел итог на XII облпартконференции (январь - февраль 1927 года): "...по данным статуправления в 21 (-22-м. - Авт.) году во время голода погибло около 76 000 татарского населения..." [69].
Население Крыма с 1921 по 1923 год сократилось с 719 531 человека до (приблизительно) 569 580[70]. (Другой источник дает: 720 428 - 579 739 [71]. Делаем поправки на эмиграцию в северные области и Турцию). В Карасубазаре численность жителей упала на 48%, в Старом Крыму - на 40,8%, Феодосии - на 35,7%, в Судакском районе - на 36%, многие деревни Горного Крыма вымерли полностью[72].
Бедствие нанесло огромный ущерб и так разрушенному сельскому хозяйству Крыма. Сады и виноградники в 1923 году сократились, сравнительно с 1921-м, с 17,4 тысячи гектаров до 15,9. Зерновые площади составляли в 1922 году 625,3 тысячи га, в 1923-м - 224,4 тысячи. Поголовье скота уменьшилось более чем вдвое: с 317,7 тысячи голов (1921) до 145,6 (1923) [73]. Если валовой сбор с одной десятины составлял в 1916 году: сады - 3 220 500 пудов, то в 1921-м - 420 000, 1922-м - 300 000; виноградники - 1 100 000 - 300 000 - 280 000; табак - 199 640 - 10 000 - 21 000[74]. Минимальная для работоспособности норма питания - 3500 калорий в день - восстановилась (в среднем по Крыму) только в феврале 1923 года. Годом ранее она составляла 1786 калорий[75].
На иждивении государства (июнь 1923 года) оставалось более 150 тысяч детей и до 12 тысяч взрослых. Количество сирот и беспризорных дошло до 25 тысяч, инвалидов и нуждающихся - до 17 тысяч, безработных - до 15 тысяч[76].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ