Глава V. Год 1921
Красный террор, продразверстки и голод Без малого семь
лет войны, начиная с 1914 года, вконец разорили полуостров.
Гражданский конфликт был ужасен, однако немало хворосту в огонь
войны подбросили германские оккупанты и сменившие их
англо-франко-греческие "союзники" (вдобавок основательно пограбившие
Крым). Череда правительств, намечавших какие-то в большей или
меньшей степени адекватные меры, но оказавшихся почти или вовсе не в
состоянии воплотить их в реальность. В конечном счете, под давлением
военных надобностей, деятельность правительств свелась к выкачиванию
из Крыма всего необходимого для армии, к реквизициям и конфискациям.
Все это усугубляло развал народного хозяйства. Большая часть
промышленных предприятий была или закрыта, или разграблена. Стояли
Керченский металлургический завод, аэропланный завод Анатра в
Симферополе, едва вытягивал треть своей мощности Севастопольский
морской завод. Таял рабочий класс - его численность упала в семь
раз. Посевные площади сократились на одну треть, урожайность
зерновых - в два раза: очень тревожный признак. Печальнее всего
были, конечно, людские потери. Но сколько жизней крымчан унесла
гражданская война - узнать, по всей видимости, невозможно. Какие
могут быть демографические подсчеты, когда Крым заполнило огромное
число беженцев. Бежали от большевиков, от неизвестности, от голода и
холода, бежали сами не зная куда. И далеко не всем удалось отплыть в
Константинополь. Не в силах покинуть родину, надеясь на милость
победителей, остались тысячи врангелевских солдат и офицеров.
Пришел Южный фронт, и на полуострове сосредоточилось множество
военных всех разновидностей и из всех мест России, вплоть до Сибири.
И у всех было свое начальство, которое порой мало считалось с
вышестоящим, были свои представления о революции и ее целях,
наконец, свои счеты. И всем, прежде всего, нужно было одно -
продовольствие. 14 ноября формируется новый Крымский
революционный комитет - симбиоз южнофронтовского и местного
подпольного - высший и чрезвычайный орган власти. Приказ ? 1
Крымревкома от 16 ноября гласил: "1. Впредь до избрания рабочими и
крестьянами Крыма Советов вся власть на территории Крыма принадлежит
Крымскому революционному комитету, образованному в следующем
составе: председатель тов. Бела Кун, зам. председателя тов. Гавен,
члены: тт. Меметов, Идрисов, Лидэ, Давыдов. 2. Всем рабочим и
служащим правительственных, общественных и частных учреждений и
предприятий предписывается оставаться на своих местах и подчиняться
всем распоряжениям революционной власти. Уклонение от выполнения
сего распоряжения будет рассматриваться как саботаж и будет
преследоваться по законам военно-революционного времени. Подлинный
подписали: Предревкома Бела Кун. Управделами Яковлев"[1]. Итак,
Крыму предписывалось по-прежнему жить в "военно-революционное
время". 27 ноября Крымревком образовал отделы ("министерства"):
управления, совнархоз, социального обеспечения, здравоохранения,
юридический, труда, земельный, народного образования,
продовольствия, финансов и загадочный - о нем в документах ни
единого слова - "особый отдел Крыма". Юридический отдел, в отличие,
скажем, от отдела народного образования, которому посвящено шесть
абзацев, - удостоился всего трех строк, но в них заключалось высшее
право - право распоряжения человеческими жизнями: "Заведующий тов.
С. Скловский. Организованы следующие подотделы: судебный,
юрисконсультский, финансово-хозяйственный, нотариальный,
тюремно-карательный"[2]. Вскоре сеть ревкомов покрыла
полуостров. Это были: уездные, районные (для заштатных городов),
волостные и сельские. В теснейшем контакте с Крымревкомом
работал Крымский областной комитет РКП(б), секретарствовать в
котором была прислана из Москвы профессиональная революционерка Р.С.
Самойлова (Землячка). В Областком вошли: Ю.П. Гавен, Д.И. Ульянов,
О. Дерен-Айерлы (Ибрагим) [3] и Л.П. Немченко. Общая численность
коммунистов, включая армейцев, моряков, находящихся на излечении,
достигала в начале 20-х годов на полуострове 30 тысяч человек [4].
Чем же ознаменовали "военно-революционные" власти начало своей
деятельности? Вся работа проходила под лозунгом: "...Заколотим
наглухо гроб уже издыхающей, корчащейся в судорогах буржуазии"[5]
(из воззвания Джанкойской организации РКП(б). Была организована
Чрезвычайная комиссия по переселению рабочих в дома буржуазии. 13
декабря уже следующего, 1921 года, Областком признал полезной
практику создания в Крыму комитетов бедноты. Активными сторонниками
комбедов выступили татарские работники И.К. Фирдевс и С.М. Меметов,
что и понятно, ибо среди крымскотатарских крестьян преобладали
безземельные и малоземельные. Так, председатель Татарского бюро
Фирдевс полагал, что задача комбедов - "выделить действительно
пролетарские и трудовые элементы и в реальной борьбе с кулачеством
создать социальную базу и психологическую предпосылку для
коммунистического движения". Политический смысл своего предложения
он видел в "классовой дифференциации чрез комбеды и коммунизации
масс чрез милитаризацию"[6]. (Напомним: это писалось в период новой
экономической политики). Противником "комбедизации" крымского села
выступил Ю.П. Гавен. Несколько позднее он подчеркивал: "Наша общая
политическая линия в отношении крестьянства на данном этапе развития
революции несовместима с политикой применения административного
принуждения в целях расслоения крестьянства"[7]. Исключительное
место в деятельности новых органов крымской власти заняла борьба
против иных политических сил. Не раз говорилось, что профсоюзы
Крыма создавались и руководились меньшевиками. Кооперативное
движение в значительной степени находилось в руках
социалистов-революционеров. Точных данных о численности этих партий
в 1920-1921 годах у нас нет. Мелькнула в документах цифра - 43
тысячи меньшевиков [8]: явное преувеличение. Но количество членов
различных партий в Крыму было, без всякого сомнения, немалым
(вспомним и о приезжих). Не один раз рассматривался вопрос об
очищении крымской парторганизации от бывших членов различных партий.
Областком включал его в повестку дня 27 ноября и 16 декабря 1920-го,
2 января 1921 года. На 1 января 1921 года крымская парторганизация
насчитывала 535 членов и 472 кандидата в члены партии. Численность
ее, не в последней мере за счет выходцев из иных партий, быстро
росла. В результате чистки 1921 года из 4608 коммунистов исключено
было 1533 человека[9]. Что касается меньшевиков и эсеров, то их
решено было попросту выслать из Крыма. Среди прочих депортированы
были В.А. Базаров и эсеровский лидер Гусев-Оренбургский. Под таким
политическим прессом перерегистрация профсоюзов в 1921 году
передала, естественно, бразды правления в них большевикам.
Меньшевистский Крымпроф был распущен. На VI съезде профсоюзов в
марте 1921 года в числе делегатов было: 279 коммунистов, 1 анархист,
10 меньшевиков, 1 эсер и 110 беспартийных[10]. Меньшевики еще
пробовали выставлять свои резолюции. В последний раз.
Всекрымский съезд меньшевиков, проходивший в августе 1924 года,
принял решение о самороспуске организации и коллективном вступлении
в РКП(б). В апреле того же года самораспустилась и эсеровская
организация. Разной была судьба других партий, но в конечном
счете все они исчезли из политической жизни Крыма, а с ними исчезла
и сама политическая жизнь. В 1921 году было арестовано 49 членов
Союза русского народа, из них 23 сразу же расстреляно, другие -
заключены, видимо, на время, в тюрьму[11]. Правда, черносотенцы были
открытыми и непримиримыми врагами. Однако ликвидировали, например, и
группы вполне лояльных сионистов. Были изолированы и высланы из
Крыма члены армянской партии Дашнакцютун. В январе 1921 года
попытались легализоваться вчерашние союзники большевиков - левые
эсеры. Областком, куда был направлен этот запрос (усмешка истории:
одна партия просит легализации у другой), наложил вето. В декабре
1920 года Симферопольская инициативная группа анархо-синдикалистов,
среди которых были активные участники революции и гражданской войны
(чего стоит фигура знаменитого А.В. Мокроусова, столь много
сделавшего для победы большевиков), обратилась в Крымревком со своей
Платформой с просьбой о разрешении деятельности группы. В Платформе
говорилось: "Оставаясь верными идеалу безначального коммунизма,
отрицающего всякую власть человека над человеком, и считая, что
массы по своему интеллектуальному развитию пока не могут охватить
анархизма, как единственную свободную форму общежития, и в силу
исключительных условий развития нашей революции, мы признаем
неизбежным Советский строй как переходную ступень от капитализма к
анархическому коммунизму..." [12]. Анархо-синдикалистам было
отказано. 25 ноября 1920 года в Крымревком с докладной запиской
обращаются семь членов ЦК Милли-фирка во главе с председателем С.
Дж. Хаттатовым. В записке содержится любопытная концепция о
противостоянии европейскому империализму двух сил - Советской России
и "порабощенного мусульманского мира". Отсюда следует вывод:
Советская Россия "является первым верным и естественным союзником
угнетенного мусульманства..." Правда, оговаривается далее, между
этими двумя силами имеется расхождение - "не в принципах, а лишь во
времени, месте и способах осуществления"
"коммунально-коммунистического" идеала. Здесь просматривается прямой
намек на то, что "быт, особенности, психология и традиции мусульман"
несовместимы с идеей диктатуры пролетариата. Далее в записке
обрисованы заслуги Милли-фирка: "...В результате 3-летней
деятельности партии сегодня уже можем утверждать, что татарский
народ приближается к окончательному освобождению от предрассудков,
рабского подчинения влиянию фанатичных мулл, властолюбивых
мурзаков-помещиков. (...) Милли-фирка освободила женщину-татарку от
тысячелетнего семейного, общественного и религиозного рабства..."
Созданы начальные училища в каждом уезде, женская учительская школа
в Симферополе, татарское среднее художественное училище и
учительская семинария в Бахчисарае, реформирована Бахчисарайская
высшая духовная семинария. "Если будет признано, - заключает
записка, - что Милли-фирка вела в Крыму общественную борьбу и
сыграла революционную роль, то Милли-фирка добивается: 1)
легализации Милли-фирка, 2) передачи татарских религиозных,
просветительских дел и вакуфов в ведение "Милли-фирка", 3)
разрешения издания газеты "Миллет", литературных и научных журналов
и книг". И все это - в тесном сотрудничестве с Советской
властью[13]. Крымревком, видимо, передал записку в Областком,
где она и была рассмотрена 30 ноября 1920 года. Резолюция: "1) о
Милли-фирке. 1. Резолюцию (принять. - Авт.), отвергавшую соглашение
с группой в целом как вредным и ненужным пережитком. 2. Начать
кампанию против "Милли-фирке" (так в тексте. - Авт.) устной и
письменной агитацией. 3. Издать брошюру, направленную против
"Милли-фирке". Поручить написать ее тов. Фирдевсу"[14]. Это означало
запрещение партии. Единственной партией, которой удалось на
время добиться легализации в Крыму (4 февраля 1921 года), была
Коммунистическая Поалей-Цион (Еврейская коммунистическая партия,
выделившаяся из Поалей-Цион в 1920 году). Однако в 1922 году
произошел очередной раскол: ряд руководителей ЕКП отказался от
"палестинизма", то есть пункта программы об активном содействии
эмиграции евреев в Палестину, и в декабре 1922 года ЕКП приняла
решение о разрыве со Всемирным еврейским коммунистическим союзом
Поалей-Цион и "безоговорочном вступлении в РКП(б)" со всем
имуществом и архивными материалами. Еще первый Областком
поставил своей целью достижение "полного контроля" над советами,
профсоюзами, хозорганами и кооперативами. Устранение политических
конкурентов максимально облегчило эту задачу. Представитель центра
И.В. Вардин подчеркивал на VIII облпартконференции (апрель 1923
года): "Всякий мало-мальски грамотный марксист знает, что диктатура
партии это есть диктатура класса. ...Уничтожение коммунистической
монополии есть, таким образом, ликвидация диктатуры
пролетариата"[15]. В Крыму монополия эта, прибрав к рукам все
"приводные ремни", вполне утвердилась в том же 1923 году. Одним из
немногих островков, где пока сохранялось инакомыслие, были культура
и просвещение. В том же русле - и другие мероприятия
большевистской власти. Например, закрытие, сразу же после победы над
Врангелем, Таврического университета с целью очистки его от
"неблагонадежных" преподавателей и студентов. Или - переименование
г. Ялты в г. Красноармейск. Мотивировалось это тем, что, во-первых,
Ялта оказалась конечным пунктом наступления Красной Армии в 1920
году на юг, и, во-вторых, "с названием Ялта связывалось
представление о городе-курорте, являвшемся прежде центром разврата и
разгула кутящей буржуазии"[16]. Однако при осуждении правомерности
этого переименования в августе 1921 года в Областкоме 10-ю голосами
"за" против 2-х и 3-мя за двойное название решено было вернуть
городу его историческое имя. Коммунисты, придя к власти, не
терпели ни соперников, ни союзников. Это была изначально
всеотбрасывающая и всепоглощающая оставшееся, послушное,
тоталитарная машина, признающая монополию и только монополию. Эта
монополия и установилась в Крыму в начале 20-х годов. Самым
страшным преступлением коммунистической власти стало возобновление -
в новых условиях, новых формах, новом, апокалипсическом масштабе, -
надолго сделавшем само слово "Крым" устрашающим, - террора, от
которого полуостров и так уже потерпел немало. Возобновление войны -
с безоружными. (Не будем же мы принимать всерьез остатки "зеленых",
теперь уже отчасти "бело-зеленых", в крымских горах, с которыми к
1923 году было покончено). Заводной ключ механизма террора
находился в Москве. Отсюда были присланы его заправилы - Бела Кун и
Землячка, а также один из руководителей государства Ю.Л. Пятаков,
направленный для общего руководства акцией. Стоит привести
полностью приказ ? 4 Крымревкома, с которого все и началось:
"1 Всем иностранно-подданным, находящимся на территории
Крыма, приказывается в 3-дневный срок явиться для регистрации. Лица,
не зарегистрировавшиеся в указанный срок, будут рассматриваться как
шпионы и преданы суду Ревтрибунала по всем строгостям военного
времени.
2 Все лица, прибывшие на территорию Крыма после
ухода Советской власти в июне 1919 г., обязаны явиться для
регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как
контрреволюционеры и предаваться суду Ревтрибунала по всем законам
военного времени.
3 Все офицеры, чиновники военного
времени, солдаты, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться
для регистрации в 3-дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться
как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям
законов военного времени.
Пред. Крымревкома Бела Кун. Управделами Яковлев"[17].
Отныне все перечисленные могли считать себя смертниками.
Сразу же зашевелились местные ревкомы, военные трибуналы
(которым хватало и собственной инициативы), чрезвычайка.
Думается, ЦК РКП(б) не случайно остановился на фигуре Бела
Куна[18]. Венгерский революционер, переживший поражение революции в
своей стране, он считал, что вправе ненавидеть буржуазию и ее
"ставленников" лютой ненавистью. Кстати, на что историки как-то не
обращали внимания, в Будапеште с 5 июня по 24 ноября 1920 года (!)
проходил процесс под названием "Уголовное дело Бела Куна и его
товарищей", или "Процесс народных комиссаров". Пятьдесят человек
были приговорены к смерти, примерно сто - к пожизненному заключению.
(Позднее все они, в числе пятисот, найдут приют в СССР, будучи
обменянными на пленных венгерских офицеров) [19]. Не случайной
была и фигура Землячки. Верный солдат партии, - она готова была
выполнить любой ее приказ. Как свидетельствуют архивы, знал - и
не только - о размахе террора командующий фронтом М.В. Фрунзе. На
наградном списке начальника Особого отдела Южного фронта Е.Г.
Евдокимова (1891-1940), одного из главных палачей, имеется его
резолюция: "Считаю деятельность т. Евдокимова заслуживающей
поощрения. Ввиду особого характера этой деятельности (выделено нами.
- Авт.) проведение награждения в обычном порядке не совсем
удобно"[20]. Сложнее с местными работниками. Позиция "либерала"
Ю.П. Гавена хорошо известна. Не думаем также, что активными
проводниками политики террора стали крымскотатарские совработники С.
М. Меметов и С. И. Идрисов. Были забыты все обещания амнистии.
Никого не интересовало и то, что оставшиеся в Крыму врангелевские
офицеры были в большинстве не профессионалами - кадровые уплыли, - а
мобилизованными, вчерашними служащими, студентами, "людьми свободных
профессий". Работали они в тылу, как, допустим, сын писателя И.С.
Шмелева - С.И. Шмелев, и пороху, как говорится не нюхали, тем паче,
ни в каких расправах не участвовали. Начались массовые
экзекуции. Истребляли в тюрьмах, чаще - вывозили сотнями за черту
города (в Симферополе это район нынешнего водохранилища) и там
расстреливали, топили в море, больных и раненых убивали прямо в
госпиталях, прилюдно вешали. Не следует думать, что жертвами стали
только врангелевские военные и чиновники. Достаточно было "не
рабоче-крестьянского" происхождения. Упомянутый Евдокимов удостоился
ордена Боевого Красного Знамени и был награжден им, в соответствии с
рекомендацией Фрунзе, без публичного об этом объявления за то, что
"во время разгрома армии ген. Врангеля в Крыму... с экспедицией
очистил Крымский полуостров от оставшихся там для подполья белых
офицеров и контрразведчиков, изъяв (! - Авт.) до 30 губернаторов, 50
генералов, более 300 полковников, столько же контрразведчиков и в
общем до 12 000 белого элемента, чем предупредил возможность
появления в Крыму белых банд"[21]. Среди поименно перечисленных
жертв террора в статье В.П. Купченко[22]: губернатор,
предприниматель, инженер, помещица и ее дочь, преподаватель,
гимназист, поэт... М.А. Волошин, по его рассказу, видел в списке
приговоренных к расстрелу и свое имя, но получил возможность
вычеркивать каждого десятого. По его мнению, из каждых трех крымских
интеллигентов погибло двое[23]. Подход, как видим, был абсолютно
тем же, что и в 1918 году, - классовый. Людей уничтожали не за
борьбу с оружием в руках, что еще как-то можно понять (да и то очень
трудно - после обещаний амнистии), а просто за происхождение.
Менее чем о самом терроре, известно о проявлениях недовольства и
противодействия, которые вызвала эта чудовищная акция. Самойлова
подписывает документ: "Путем регистрации, облав и т. п. (под "и т.
п." скрываются прежде всего доносы. - Авт.) было произведено изъятие
служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество
врангелевцев и буржуазии было расстреляно (напр. в Севастополе из
задержанных при обыске 6000 человек отпущено 700, расстреляно 2000
человек), остальные находятся в концентрационных лагерях (семьи
расстрелянных высылались из Крыма. - Авт.). Действия Особых Отделов
вызвали массу ходатайств со стороны местных коммунистов - благодаря
связи их с мелкой буржуазией - за тех или иных арестованных.
Областкомом было указано на недопустимость массовых ходатайств и
предложено партийным бюро ни в коем случае не давать своей санкции
подобным ходатайствам, а наоборот, оказать действительную помощь
Особым Отделам в их работе по окончательному искоренению
контрреволюции"[24] (начало декабря 1920 г.). О недовольстве и
растерянности населения свидетельствует, в частности, протокол ? 1
заседания бюро Севастопольской парторганизации (декабрь): "Об
отношении организации РКП к создавшемуся положению в городе в связи
с арестами и обысками. Повести агитацию среди рабочих масс о
необходимости искоренения контрреволюционеров"[25]. Итак,
участие в бойне в той или иной форме стало (отличие от 1918 года)
прямой партийной директивой. Кун и Самойлова настаивали на том,
чтобы убрать из Крыма "мягкотелых" - довольно популярного Гавена, "в
виду недостаточной твердости и устойчивости"[26], С.Я. Бабаханяна,
И.К. Фирдевса, П.И. Новицкого, друга Гавена Л.П. Немченко и других
(реляции в ЦК РКП(б). Областком постановил ходатайствовать об
отозвании из Крыма Д.И. Ульянова, которому инкриминировалось
непартийное поведение, попросту - злоупотребление спиртным (нервы не
выдержали происходившего?). Ходатайство было удовлетворено. В
руководстве Крыма назревает конфликт, закончившийся отозванием
"варягов" - Куна и Самойловой. Как сделавших свое дело? Позднее
Ш.Н. Ибрагимов, председатель полномочной комиссии ЦК и ВЦИК,
прибывшей для изучения ситуации в Крыму, скажет на пленуме
Областкома (16 июня 1921 года): "...В Крыму не все идет нормальным
путем. ...Во-первых, излишества красного террора, проводившегося
слишком жестоко... необычайное обилие в Крыму чрезвычайных органов,
которые действуют порознь, и от этого терпело население"[27]. А.В.
Ибраимов, председатель КрымЦИКа с 1923 года, в 1921-м возглавлявший
чрезвычайную тройку по борьбе с бандитизмом, выступая на пленуме ОК
22 августа 1921 года, был еще более откровенен: "...Вся тактика
местной власти в Крыму опиралась на ЧК и Красную Армию, чем
окончательно терроризировалось рабочее и татарское население"[28].
В связи с недобросовестными политизированными публикациями,
расплодившимися в последнее время (о расстрелах чуть ли не десятков
тысяч крымских татар и т. д.), подчеркнем, что сельского населения
репрессии практически не коснулись. Комментарий: В.И. Ибраимов
будет расстрелян по сфабрикованному обвинению в 1928 году; Гавен,
Бабаханян, Фирдевс, Новицкий, Немченко станут жертвами сталинского
террора в 30-х. Снисходительность к "мелкой буржуазии" и связь с ней
им тоже будут ставиться в вину. Газетные сообщения об ужасах
крымского террора 1920-1921 годов (пароксизм расправ приходится на
зиму, потом волна начинает понемногу спадать, до конца 1921 года)
собрал и систематизировал С.П. Мельгунов в 1923-1924 годах[29]. Он
же приводит различные сведения о количестве уничтоженных. И. С.
Шмелев говорил о 120 тысячах; "он утверждает, что официально
большевистские сведения в свое время определяли число расстрелянных
в 56 тыс. человек..." [30]. Цифра крымского историка В.П. Петрова -
20 тысяч (как минимально доказуемая) [31] - сильно преуменьшена.
Купченко приводит (без ссылки) выдержку из письма Волошина К.В.
Кандаурову 15 июля 1922 года: "Несколько цифр - вполне точных: за
первую зиму было расстреляно 96 тысяч - на 800 тысяч всего
населения..." [32] Волошин имел доступ к информации - так что примем
во внимание и эту цифру. Окончательный итог подведет только
изучение документов Крымской ЧК, Особого отдела Южного фронта и пр.
Нам представляется, однако, что скрупулезные подсчеты жертв
(бесфамильно) только притупляют реальное восприятие трагедии. Тем
более, что разгул насилия на обломках СССР продолжается, и конца ему
не видно. Неужели строки М.А. Волошина действительно имеют силу
пророчества?
Всем нам стоять на последней черте, Всем нам валяться на
вшивой подстилке, Всем быть распластанным - с пулей в затылке
И со штыком в животе. (Из цикла "Стихи о терроре")
Чрезвычайное положение сохранялось в Крыму до конца ноября 1921
года. Впереди была очередная трагедия. Признаки приближающейся
катастрофы наметились летом 1920 года, которое выдалось
исключительно жарким. Но газетные сообщения о засухе в отдельных
районах Крыма тонули в потоке информации, казавшейся гораздо более
важной - война, политика, инфляция... Да и урожай 1919 года породил
что-то вроде эйфории: хлеб есть и хлеба хватит. Но с августа,
однако, население кое-где уже начинает голодать. Пришли
большевики - все повторилось. Газета "Красный Крым" успокаивала себя
и своих читателей: "Разумеется, будем надеяться, что крымскому
пролетариату... не надо будет привыкать к голодовке. Новые
мероприятия Советской власти в области продовольствия безусловно
облегчат положение и необходимо лишь некоторое спокойствие... Мы
должны полагать, что худшее время проходит, что мы вступили в самый
последний период недоедания и за ним наступит период безусловного
улучшения быта рабочих"[33]. Надежды не оправдались. С
сентября-октября 1921 года уже не голод - настоящий голодомор - стал
неудержимо накатываться на полуостров. "День ото дня страшнее - и
теперь горсть пшеницы дороже человека"[34], - писал проживший в
окрестностях Алушты Шмелев о том времени, когда голод только
начинался. В чем причины страшного бедствия? Первостепенная:
последствия гражданской войны. Будто сама природа взбунтовалась
против людей-варваров, разрушивших, свернувших сельское хозяйство,
обесценивших плоды рук своих - виноград, табак, кожу, наводнивших
истощенный Крым десятками тысяч голодных армейских и чекистских
ртов. И грянули климатические катаклизмы: невиданная за
последние 50 лет засуха 1921 года, нашествие саранчи, проливные
дожди 1922 года. Положение усугубила безграмотная, игнорирующая
местные условия, нацеленная на "преодоление" кризиса путем грозных
распоряжений, расстрелов и конфискаций, вплоть до сапог у рыбаков,
термометра у доктора, как пишет Шмелев, политика Крымревкома. Центр,
грубо говоря, драл с Крыма немилосердно. Беспартийная татарская
конференция по докладу предЦИКа и председателя КрымЦКПомгола Ю.П.
Гавена постановила: "Расследовать виновников подач статистических
сведений о том, что в Крыму 9 миллионов пудов хлеба, в то время как
на самом деле было 2 миллиона"[35]. Продразверстка, отмененная Х
съездом РКП(б) в марте 1921 года, держалась в Крыму до июня.
Политика изъятия хлеба по фантастическим цифрам задания разоряла
крестьянство и вызывала резкий его протест, вплоть до попыток
восстания на Южном берегу. Это была настоящая война государства
против народа. Военно-коммунистические нравы, запрет на
свободное передвижение и товарообмен продолжали довлеть в Крыму, по
меньшей мере, до осени 1921 года, а рецидивы наблюдались и позднее.
Так, положение усугубила конфискация имений на побережье и попытка
создания на их основе совхозов (около или более 1000, большей частью
эфемерных и занявших до миллиона десятин земли). Это фактически
лишало земли бывших батраков-арендаторов: в Крыму примерно 40%
крестьян оставалось в это время безземельными. Крымревкомом было
решено изъять у крестьян-виноградарей 40 тысяч ведер вина, что
привело к повальной вырубке виноградников. Наркомпрод РСФСР
определил в голодном 1922 году продналог для Крыма в 1,2 миллиона
пудов, причем запретил засеивать поля до его внесения. Наркомпрод
Крыма запротестовал: "...В тяжелом положении Крыма и опасности
применения к нему нажима во что бы то ни стало убедились и Член
Президиума Помгола ВЦИК тов. Белкин и бывший здесь тов. Калинин, -
сообщалось в ЦК РКП(б). - Намеченные... 800 000 п. к 15/IX были
изъяты, причем никакой нужды употреблять какую бы то ни было
"активность" не было. ...Считаем, что упреки, которые посылает ЦК, к
нам не относятся..." [36] Наступление голодомора первой
почувствовала цыганская беднота, перебивавшаяся случайными
заработками. Затем настала очередь татарских крестьян, имевших
минимальные земельные участки и, проживая основной массой в Горном
Крыму, почти не ведших зернового хозяйства. В ноябре 1921 года были
зафиксированы первые смертные случаи от голода. В целом за
ноябрь-декабрь погибло около 1,5 тысячи человек[37]. Реакция местных
властей первоначально была слабой: сказывались и беспечность их, и
шапкозакидательские настроения, и изолированный образ жизни горных
селений. "...Татарин молча, без ропота, без протеста, без борьбы
умирал в своих деревнях, зачастую даже не выходя из хаты"[38].
Голод быстро охватывает города и степную часть Крыма с его
многонациональным населением, отличающимся большой активностью.
Игнорировать растущее бедствие было уже невозможно. Осенью в
Крыму проходила кампания помощи голодающим Поволжья. Действовали
соответствующие комитеты. Собирались налоги, и даже вывозилось
продовольствие. Из Москвы в Крым шли телеграммы о необходимости
принять голодающих из Поволжья, в том числе татарских детей[39].
Центр, опираясь на завышенные данные крымских властей,
отказывался признать республику голодающим районом. Обращения
крымчан в ЦКПомголВЦИК и другие столичные инстанции (с ноября 1921
года) оставались безрезультатными: буквально крики о помощи тонули в
бюрократической трясине множества учреждений. Уполномоченный
КрымЦКПомгола в Москве К.Е. Сорин докладывал: "...Я сразу же
натолкнулся на целый ряд препятствий со стороны Госплана, ЦСУ,
Наркомпрода, Наркомзема, которые, каждый в отдельности, имели весьма
разноречивые сведения о положении в Крыму"[40]. 4 января 1922
года Севастопольский, Ялтинский и Джанкойский округа официально были
признаны неурожайными. И только 16 февраля, когда от голода уже
умирали тысячи и тысячи, заседание президиума ВЦИК пунктом 16 (!)
постановило: "Отнести всю территорию Крымской ССР в число областей,
признанных голодающими, со всеми вытекающими отсюда
последствиями"[41]. (Интересно, что к этому времени имелось
негласное решение Политбюро ЦК РКП(б) о прекращении приема всех
заявлений о признании отдельных территорий голодающими[42]).
Президиум КрымЦИКа, учитывая экстремальность ситуации, по
собственной инициативе создает еще 1 декабря 1921 года КрымЦКПомгол
(с 19 октября 1922 года по 1/16 августа 1923 года - Последгол).
Первым председателем Помгола стал секретарь Областкома РКП(б) А.И.
Израилович. С середины февраля комиссию возглавлял Ю.П. Гавен
(заместители - Б. С. Шведов, М. А. Червонный). Ее состав постоянно
расширялся, в том числе и за счет крымских татар (включая таких
известных деятелей, как будущий академик Б. Чобан-Заде, С.М.
Меметов, У. Ибраимов, нарком земледелия Крымской АССР). Помголу
подчинялись окружные и районные помголы. В деревнях функционировали
комитеты взаимопомощи, вынесшие на себе всю тяжесть первых месяцев
голода. С января по апрель 1922 года резко расширяется география
бедствия, стремительно растет число смертей. За январь умерло 8
тысяч человек. В феврале голодало 302 тысячи, скончались 14 413
(4,7%), в марте соответственно - 379 тысяч (19 902- 2, 8%), в апреле
- 377 тысяч (12 753-3,4%)[43]. Количество голодающих составило 53%
населения Крыма. Статистику тех лет, при всей добросовестности
служащих, нельзя считать совершенной. Поэтому в документах есть
известный разброс цифр. В мае голодало от 360 до свыше 500 тысяч. 12
мая за подписью Ю.П. Гавена и председателя татарской беспартийной
конференции О. Дерен-Айерлы Азербайджанскому СНК отправляется
телеграмма: "В Крыму голодает более 400 000 ч., т. е. более 60%
всего крымского населения. От голода погибло уже около 75 000 ч., в
том числе больше 50 000 татар. Более одной пятой всего татарского
населения погибло от голода"[44]. К августу численность умерших
достигла 86 тысяч[45]. Наиболее пострадали весь Ялтинский округ,
районы - Евпаторийский, Судакский, Карасубазарский, Коккозский,
Бахчисарайский, Балаклавский, где голодало практически все
население. Пик голода - март 1922 года. Самый страшный месяц для
Крыма, когда основная масса голодающих была предоставлена сама себе.
"Стадия эта отличается полным расстройством всех моральных начал и
установленных законов человеческого общежития: идут повсеместно
грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из
спутников голода, дошел до высшей точки своего развития"[46]. Голод
разбудил эпидемию тифа. На крымской земле разыгрывались чудовищные
сцены. Дадим слово документам. "Ужасы голода начинают
принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением: в
Бахчисарае семья цыган зарезала 4-х детей и из мяса сварила суп.
Цыгане арестованы и суп с мясом доставлен в милицию. В Севастополе
на рынке валяются трупы, причем милиция отказывается (их убирать. -
Авт.)... В Карасубазаре регистрируется 25-30 смертных случаев
(ежедневно. - Авт.). Деятельность компомгола проявляется слабо. Но
если в городах заметны кой-какие признаки помощи, то в деревнях
голодающие оставлены абсолютно на произвол судьбы"[47] (выписка из
суточной сводки ЧК от 3 марта 1922 года). "Каждый день сводки с мест
сообщают о людоедстве. В Карасубазаре опять обнаружено людоедство.
Мать зарезала своего 6-летнего ребенка, сварила его и начала есть
вместе с 12-(лет)ней дочкой. Женщина была арестована и на допросе в
милиции лишилась рассудка. По отправлению ее в больницу она
скончалась. Местный помгол из-за отсутствия продресурсов не в
состоянии дать голодающим возможности существовать хотя (бы) в
полуголодном состоянии, вследствие чего является людоедство и
употребление в пищу падали. Весь день на рынке происходит ловля
случайно забредших сюда собак... Голодные массы в большом проценте
питаются воловьей и овечьей кожей, также забирая из кожевенных
заводов отбросы, побывавшие в обработке и извести. Больницы
переполнены голодающими, которые умирают от истощения..." [48]
(выписка из суточной сводки ЦК от 13 марта 1922 года). Вот
устное свидетельство Земине Сулеймановой, проживавшей тогда в с.
Такыл-Джаванак (ныне с. Аркадьевка Симферопольского района): "Толпы
нищих ходили по деревням, выпрашивая объедки. Люди, у которых
сохранилось какое-то имущество, готовы были обменять его на еду на
любых условиях". И насколько же отвратительно на фоне такого
народного бедствия выглядят аресты доведенных голодом до
умопомрачения людей... К.Е. Сорин писал в "Правде" (18 февраля
1922 года): "Фунт хлеба в Алупке стоит до 160 000 руб. Все ужасы
Поволжья имеются налицо в Крыму: целиком съеден весь скот и лошади,
сельское население покидает свои жилища и наводняет города, процент
смертности прогрессивно растет. По шоссейным дорогам Севастополь -
Симферополь - Евпатория, в городах, на улицах и близ вокзалов,
валяются трупы... и брошенные матерями дети". Голод нанес
сильнейший удар по крымскотатарскому населению. Это вызвало тревогу
в союзном наркомате по делам национальностей. Его представитель
прямо заявил о необходимости предотвратить "гибель целой нации"[49].
Как было уже не раз, в числе особо потерпевших оказалась рядовая
интеллигенция. Сельские учителя могли существовать только за счет
крестьянского самообложения, на государственном снабжении они не
состояли. Поэтому голод, обрушившийся на крестьянство, рикошетом
ударил по педагогам. В аналогичной ситуации оказалась и городская
интеллигенция. Помгол отказывал в ее просьбах, ссылаясь на СНК, а
тот помочь был не в состоянии. Документ свидетельствует (7 июня):
археологи, музейные работники умирают от голода - в Севастополе и
Керчи скончались 15 человек, 4 близки к смерти, та же картина в
Бахчисарае и Евпатории[50]. Зафиксированы случаи кражи детских
пайков медперсоналом, получившим меньше своих пациентов. Весной
1922 года Крым оказался перед лицом полного распада общественных
связей. Подобного не было и в самые грозные месяцы гражданской
войны, которая и породила голод. Отдадим должное КрымЦКПомголу.
Вначале его работа была хаотичной и малопродуктивной: не хватало ни
средств, ни опыта, ни связей. Ощутимые результаты его деятельности
заметны с апреля 1922 года. Выделим основные направления.
Во-первых, координация в борьбе с голодом работы различных
государственных ведомств, в том числе военных и морских, Крымсоюза и
общественных организаций. Во-вторых, ввод ряда налогов:
чрезвычайного ежемесячного на все хозрасчетные торговые и
промышленные предприятия, увеселительные заведения, 1%-й сбор со
всех торговых операций Крымсоюза, 3%-й - с продажи импортных
товаров, налог на стоимость трамвайных билетов и проезд в
автомобилях, почтовые отправления, на имущие слои населения и др.
В-третьих, сбор добровольных пожертвований от граждан и
учреждений, отчисления от заработка. С декабря 1921-го по апрель
1922 года общая сумма составила 3 460 113 149 рублей[51] (из них 2
миллиарда рублей - из центра). От граждан поступило всего 1900
вещей, включая графин, сковороду, две курительные трубки,
чернильницу, восемь подушек и т. п. [52]. Пожертвования поступали в
основном от профсоюзов. 19 апреля КрымОК получил секретное
указание ЦК РКП(б) (от 22 марта, подписано секретарем ЦК В.М.
Молотовым) об изъятии церковных
ценностей, преследовавшее цели не
столько помощи голодающим, сколько - уничтожения серьезного
конкурента. В шифрованной телеграмме - постановлении ЦК РКП(б), в
частности, говорилось: "...Внести раскол в духовенство, проявляя в
этом отношении решительную инициативу и взяв под защиту
государственной власти только тех священников, которые открыто
выступают в пользу изъятия"[53]. Вторая сессия КрымЦИКа от 4 марта
1922 года постановила: немедленно изъять все "ненужные для
богослужения ценности" "из
церквей, синагог, монастырей и проч. с немедленной их реализацией на
питпродукты"[54]. Выясняется, что по собственной инициативе только
церковная община Симферополя (храм
во имя иконы Божией Матери Скорбящая) сдала в пользу голодающих 19
фунтов серебра, 35 золотников золота и около 4 миллионов рублей[55].
На средства от изъятия церковных
ценностей в мае 1922 года была
создана детская трудовая колония (до 200 человек). На Южном
берегу из оставленных владельцами вилл и дворцов были вывезены
ценности, произведения искусства.
(Всего - на сумму 8 990 870 золотых довоенных рублей или - на 17 405
турецких лир). Через Крым ЦК Помгол они реализовывались на
внутренних и внешних рынках[56]. В-четвертых, собственная
предпринимательская деятельность Помгола и его филиалов (на которую
было немало нареканий) и организация общественных работ,
восстановления сельского хозяйства. Помгол осуществлял бартерные
сделки, меняя на продовольствие вино, табак, соль, драгоценности,
кожи, рыбу, кизиловые палки и т. д. Обнаружены сведения об
экспедициях по обмену в Москву, Брянск, на Украину, Закавказье и в
Турцию. Что касается общественных работ, то с февраля 1922 года по
май 1923 года на них было выделено 971 206 пудов хлебопродуктов[57].
В-пятых, эвакуация "пришлого населения". В январе 1922 года Крым
ставит в известность Москву, что здесь скопилось пришлых: до 50
тысяч русских и украинцев, 10 тысяч подданных Турции, 25 тысяч
греков, 3 тысячи армян, а также грузины, азербайджанцы, прибалты,
поляки, бывшие австро-венгерские военнопленные. С января до 1 мая
Крым покинуло 6353 человека (без стихийной эвакуации).
Предполагалось также вывезти до 5 тысяч турок и до 10 тысяч греков,
отправить в Турцию 5-10 тысяч крымских детей. Сведений о реализации
этих планов нами не обнаружено[58]. В-шестых, и это главное, -
развертывание сети столовых, так называемых питпунктов, детских
приютов и очагов, продажа хлеба по низким ценам. В июле 1922 года
Помгол кормил 51% голодающих[59]. За весь 1922 год было выдано 1 481
127 пайков (107 228 детских, 408 859 взрослых). За январь - февраль
1923 года - 138 900 детских, 22 000 взрослых[60]. Правящая
партия позаботилась о "подкормке" своих членов. 21 декабря 1922 года
секретарь ЦК РКП(б) В.В. Куйбышев подписал строго секретный
документ: "Предложить Крымобкому использовать переводимые кредиты
для взаимопомощи в первую очередь для удовлетворения нужд
коммунистов голодающих районов... Предложить ЦК Последгола выяснить
вопрос о возможности оказания помощи коммунистам голодающих районов
Крыма и (в) случае необходимости перевести для этой цели Последголу
Крыма соответствующие средства"[61]. До этого КрымПомгол выделял 1%
от имеющегося в фонд помощи коммунистам[62]. В феврале 1923 года
Президиум КрымЦКПомгола, по решению центра, выделил для голодающих
коммунистов 300 тысяч рублей дензнаками и 10 тысяч пудов хлеб[63].
Наконец - организация поставок из других районов страны и из-за
рубежа. Крым официально был "прикреплен" к Грузии, Азербайджану и
Московской губернии. Основную часть помощи взял на себя центр. С
января по сентябрь 1922 года в Крым поступило 318 691 пуд хлеба[64].
Вагоны с продовольствием шли из различных областей РСФСР и
Украины. Свою лепту в борьбу с голодом внесли Американская
администрация помощи (АРА) [65], Международный комитет рабочей
помощи голодающим в Советской России (Межрабпомгол), международное
общество "Верельф", еврейский "Джойнт", миссии Фритьофа Нансена,
Папы римского, голландская и итальянская, турецкая - Красного
Полумесяца, американские квакеры, немецкие меннониты, зарубежные
татарские, мусульманские благотворительные общества и др. Выделим
АРА, оказавшую наиболее существенную помощь. На 1 сентября 1922 года
она кормила 117 276 тысяч взрослых, 42 293 ребенка, 3100 больных
[66]. Национальные общины крымских татар, евреев, караимов с
разрешения КрымЦКПомгола совершали закупки и получали продовольствие
от благотворительных организаций в Константинополе. Бундесрей
(Крымский союз южнорусских колонистов и граждан германской расы)
пользовался помощью из Германии. Столь мощное содействие
мирового сообщества помогло сбить накал трагедии. Голод в Крыму,
однако, длился дольше, чем в других районах страны. С осени 1922
года он вновь начал набирать силу. Как и в прошлом году, в ноябре
стали умирать люди. В этом месяце голодало 90 тысяч человек, в
декабре - до 150 тысяч, 40% взрослого населения[67]. Пришлось опять
разворачивать систему поддержки. Теперь это было сделать легче: Крым
оставался единственным голодающим районом страны. К лету 1923
года кошмар голода наконец-то ушел в прошлое. Еще раз подчеркнем,
что этому в немалой степени способствовала активная деятельность
Помгола (Последгола) Крыма. Общая цифра погибших колеблется в
пределах 100 тысяч человек[68]. Это примерно 15% населения Крыма на
1921 год. Председатель КрымЦИКа В. Ибраимов подвел итог на XII
облпартконференции (январь - февраль 1927 года): "...по данным
статуправления в 21 (-22-м. - Авт.) году во время голода погибло
около 76 000 татарского населения..." [69]. Население Крыма с
1921 по 1923 год сократилось с 719 531 человека до (приблизительно)
569 580[70]. (Другой источник дает: 720 428 - 579 739 [71]. Делаем
поправки на эмиграцию в северные области и Турцию). В Карасубазаре
численность жителей упала на 48%, в Старом Крыму - на 40,8%,
Феодосии - на 35,7%, в Судакском районе - на 36%, многие деревни
Горного Крыма вымерли полностью[72]. Бедствие нанесло огромный
ущерб и так разрушенному сельскому хозяйству Крыма. Сады и
виноградники в 1923 году сократились, сравнительно с 1921-м, с 17,4
тысячи гектаров до 15,9. Зерновые площади составляли в 1922 году
625,3 тысячи га, в 1923-м - 224,4 тысячи. Поголовье скота
уменьшилось более чем вдвое: с 317,7 тысячи голов (1921) до 145,6
(1923) [73]. Если валовой сбор с одной десятины составлял в 1916
году: сады - 3 220 500 пудов, то в 1921-м - 420 000, 1922-м - 300
000; виноградники - 1 100 000 - 300 000 - 280 000; табак - 199 640 -
10 000 - 21 000[74]. Минимальная для работоспособности норма питания
- 3500 калорий в день - восстановилась (в среднем по Крыму) только в
феврале 1923 года. Годом ранее она составляла 1786 калорий[75].
На иждивении государства (июнь 1923 года) оставалось более 150
тысяч детей и до 12 тысяч взрослых. Количество сирот и беспризорных
дошло до 25 тысяч, инвалидов и нуждающихся - до 17 тысяч,
безработных - до 15 тысяч[76].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ |